Паша Гусак

 

         После нескольких чашек чая, несколько отмякнув от треволнений, связанных с доставкой полевого отряда на остров Врангеля, мы поближе познакомились с гостеприимным хозяином.

         Павел Гусак, так отрекомендовался он, был невысокий, но крепкий худощавый мужчина. Сразу же возникла заминка с произношением фамилии. Как ее произносить? То ли с ударением на первом слоге, то ли на втором?

         Сомнения развеял сам обладатель необычной фамилии.

         - А как вам больше нравится, так и произносите, - сразу сказал он, - зовите меня просто Паша, без церемоний, так меня все на острове зовут! Иначе голову свихнете, а то еще, чего доброго, с чехословацким лидером перепутаете.

         Мы рассмеялись, назвали себя по имени, и контакт был сразу установлен. Тем более, что с одним из членов полевого отряда Паша был знаком давно и представлять их друг другу не было необходимости.

         Жил он один в довольно просторном доме, который делился на две половины: в одной была кухня, печь, гостиная и спальня одновременно, а в другой, поменьше размером помещалась радиоаппаратура и сейф. Правда, вместе с ним жил еще кот. Небольшой, какой-то немыслимой раскраски и вдобавок хромой. Меня он заинтересовал.

         - Что он у тебя хромой и вообще немного странно выглядит и ходит? – спросил я у хозяина.

         - А он один в поселке, немного свихнулся от отсутствия кошек, а лапа у него подгорела. Сдуру в рацию полез – его и шарахнуло.

После такого ответа мне расхотелось выяснять семейное положение хозяина.

А кот погиб злой смертью через два дня у меня на глазах. Рано утром его понесло погреться  на весеннем солнышке. У соседнего дома отдыхала привязанная у крыльца собачья упряжка. Видимо кто-то приехал в гости к егерю заказника Ульвелькоту.

         Собаки увидели кота, но среагировали странно: все до одной отвернулись от него и не издали ни одного звука. Разомлевший от солнышка кот спустился по ступенькам крыльца и с хозяйским видом стал расхаживать рядом с псами. Те по-прежнему не реагировали на столь вызывающе-нахальное  поведение. Видя такое явное к себе пренебрежение, кот стал вышагивать, гордо задрав хвост в непосредственной близости от упряжки. Как оказалось, это было последней в его жизни роковой ошибкой. Собаки как по команде бросились на кота. Тот и мявкнуть не успел, как просто исчез. На снегу не осталось даже клочка его  шерсти.

         Я с изумлением уставился на то место, где недавно хромал Пашин кот и что самое интересное, с таким же изумлением смотрели на то же место сожравшие его собаки.

         Паша, когда я рассказал о геройской, но лютой смерти его кота, отреагировал довольно странно.

         - Ну и черт с ним, - сказал он совершенно спокойно, - вечно он совал свою усатую рожу, куда не следует, вот и довыпендривался! Кстати имей в виду, к незнакомой упряжке не суйся, псы в ней вечно голодные и злые, запросто в клочья раздерут кого угодно. Особая у них ненависть к таким же упряжкам. Если сцепятся, то бьются насмерть. Я однажды видел – зрелище не для слабонервных.

         Я до того, как очутился на Севере, собачьи упряжки видел только в кино. Конечно, этот вид транспорта меня интересовал. В частности, непонятно было, почему время от времени каюр (так называют погонщика) во время движения соскакивает с нарт и бежит вместе с собаками, какие отношения между рядовыми псами, вожаком упряжки и каюром. Все мои знания были чисто теоретическими и почерпнуты, в основном, из литературных источников. На острове Врангеля они были основательно пополнены и проверены практикой.

         Конечно нарты, как и байдары, обтянутые моржовой шкурой,  яранги, меховая одежда и небогатая домашняя утварь являли не только образец  отточенной веками технологии, но поражали своей высокой эргономичностью.

         Нарты для собачьей упряжки мог изготовить далеко не каждый абориген. Здесь тоже были свои мастера, и именно нарты, изготовленные ими, очень высоко ценились и служили долго. Меня поразило то, что такие нарты готовились вообще без помощи гвоздей. Части нарты скреплялись сыромятными ремнями и на них вначале было боязно садиться. Однако, впечатление было обманчивым, на нарты навьючивался и закреплялся приличный по весу груз, да еще оставалось место для каюра с пассажиром. Все это они спокойно выдерживали, лишь слегка поскрипывали при движении. При этом поражала их необычно легкий вес.

         Естественно, хотелось прокатиться на собачьей упряжке. Случай не заставил себя долго ждать. Выехали мы с небольшим грузом, но особо долго сидеть на нартах не пришлось. Во – первых, низовой северный ветер, несмотря на теплую одежду казалось, продувал насквозь, во – вторых, бедный зад от бесконечных прыганий по снежным застругам казалось вот-вот отвалится. Поэтому приходилось все время спрыгивать и бежать рядом с нартами, при этом еще и удерживать их от рысканья одной рукой. Только разогретый бегом плюхнешься на нарты, как опять начинаются прыжки по застругам и под одежду лезет холод. Так что скорее тяжелая работа, чем приятная поездка. И романтика из головы выветривается моментально. Короткие остановки, чтобы подвайдать (то есть смазать водой полозья, чтобы на них образовалась тоненькая корочка льда) нарты и опять в путь. Вода в небольшой бутылочке хранилась за пазухой у каюра. Часа через два с половиной каюр вдруг остановил нарты, поставил их набок и взяв остол (короткая заостренная деревянная палка) пошел к собакам. Упряжка заскулила, некоторые собаки легли на спину и как щенки стали мочиться. Каюр же последовательно начал их лупцевать и «отходил» таким образом всех,  кроме вожака.  Затем невозмутимо закурил, сел на нарты, рядом с ним с открытым ртом поместился я, и мы продолжили путь.

         - А зачем ты их лупил? - спросил я.

         - Скучно! – был короткий ответ.

В результате моя нижняя челюсть отпала чуть не до колен.

         …Холостяцкая жизнь, похоже, Пашу особенно не тяготила. Дом он содержал в образцовом порядке, ходил по нему в тапочках и всегда в чистой и выглаженной рубашке. Посуда была свежевымытой, на полу лежали ковры. Изумительно готовил и всегда обед у него был из трех блюд. 

         Обязанностей у него было несколько. Он в одном лице был начальник аэропорта, кассир, водитель вездехода, грузчик и радист. По требованию аэропорта с Мыса Шмидта он сообщал метеоусловия. Радиограммы были короткие, как в хорошем анекдоте. Если сопки были открыты, то он передавал «СО». Значит, самолет мог лететь на остров. Если следовала радиограмма «СЗ» - это означало, что сопки закрыты, погода нелетная и Паша мог спокойно отдыхать. За все должности он, естественно, получал зарплату, и денег у него было предостаточно. Он и тратил их без трепета. Одно время даже держал рыбок, которых ему привезли с самого Магадана. Узнав, что у меня дома большой аквариум и что аквариумистикой я занимаюсь с детства, он сразу же достал и подарил мне болгарскую книжку про рыбок издательства «Артия», чем сразу же завоевал моё сердце. Бесконечно добрый, с юмором он описывал свое пребывание на острове.

Так однажды зимой, в лютую пургу он по какой-то надобности вышел из дома. И возвращаясь, почувствовал, что его кто-то крепко обхватил за плечи.

- Всё, это медведь – с ужасом подумал Паша.

Самое поганое заключалось в том, что без толку звать на помощь, все сидят по домам, на дворе полярная ночь. Следовательно, остается только одно -  поорать перед смертью, чтобы помирать было не скучно. Он всё-таки извернулся, чтобы взглянуть на врага и скорчился от хохота. Его сзади обхватило слетевшее с веревки одеяло, которое он перед пургой постирал и вынес на мороз.

Паша даже не стал отлеплять одеяло, просто нагнулся, и оно улетело по ветру в неизвестном направлении. Войдя в дом и отряхнув снег, жертва одеяла прошла сразу на кухню, налила стакан водки, выпила, и опять принялась хохотать. Но до окончания пурги все же на улицу Паша так и не вышел.

Возвращаясь в поселок после полевых исследований, я непременно пользовался гостеприимством хозяина аэропорта и всякий раз удивлялся.

Так однажды захотелось послушать хороший джаз.

- Да нет ничего проще! – сказал Паша, включай на прием рацию и шастай по всем каналам, только в эфир не выходи на передачу, иначе мне голову отвернут, а то и с работы попрут!

Я так и сделал. В результате провел целую ночь у рации и до отвала наслушался различных джазовых композиций, особенно своих любимых блюзов.

Утром, за завтраком, зашел разговор о моем предстоящем отпуске.

- А сколько ты с собой денег в отпуск берешь? – поинтересовался Паша.

- Наверное, тысячи полторы рублей.

- Разве с такими деньгами в отпуск можно ехать? – изумился он.

Затем подошел к сейфу, открыл его, и тут пришла очередь изумляться мне. Сейф был буквально забит деньгами. Паша вынул упакованную лентами госзнака  пачку и передал мне.

- Тут пять тысяч, бери и погуляй нормально,- спокойно промолвил он.

Я не знал, что и сказать в ответ, но он добавил.

- Отдашь, когда приедешь на остров на следующий год, или может быть я вырвусь в Магадан.

В то время за пять тысяч можно было приобрести легковой автомобиль или неплохой дом. И такие деньги в долг не дали бы даже родственники. А тут предлагают просто так и без расписки!

- Паша, спасибо, конечно, но я обойдусь, в крайнем случае, займу в Магадане!

- Как знаешь,- буркнул тот в ответ, видимо, слегка обидевшись.

Из техники был у Паши грузовой мотороллер «Муравей», на котором он изредка совершал поездки по поселку, в основном к магазину и обратно. Так уж получилось, что я оказался в поселке в начале августа и дни рождения моей жены и Паши совпали. По этому поводу я попросил Пашу купить две бутылки шампанского и одну коньяка, чтобы отметить этот знаменательный день. Я дал Паше деньги, которые он не глядя, сунул в карман и довольно странно на меня поглядел. Затем он завел мотороллер и поехал в магазин, а я остался покурить на завалинке. Вернулся быстро. В кузове «Муравья» было несколько ящиков. Паша подошел ко мне.

- Мужики у нас пьют водку, женщины коньяк, а шампанское не пьет никто. Правда есть еще один придурок – механик с полярки - так называли жители поселка полярную станцию о. Врангеля. Вот для тебя и для него я специально купил ящик этой мочи, а себе и поселковым бабам ящик водки и ящик коньяка. Думаю, всем хватит. А деньги свои забери, всё - таки день рождения у меня и дарить мне ничего не надо.

В ответ сказать было нечего. Поэтому мы так налились шампанским с механиком, что к утру оно, по-моему, капало прямо из ушей! Благо, утром прилетел вертолет, туда меня загрузили вместе с оставшимися двумя бутылками шампанского, которые я тут же отдал пилотам.

Где Паша сейчас, трудно сказать. Но с островом он расстался и как говорили злые языки не по своей воле. Он дал на Мыс Шмидта радиограмму «СЗ» и спокойно пошел гулять. А на Мысе Шмидта решили продублировать и запросили погоду у полярки. Та дала противоположные сведения. Вылетел вертолёт и Паша «сгорел». Как-то не хочется верить в эту историю. В моей памяти начальник аэропорта так и остался худощавым, симпатичным с густыми усами и немного лукавой улыбкой мужчиной, добрым, щедрым и великодушным человеком!