Бабье...
Романист, пиротехник, молчальник - сентябрь-господарь,
По останкам травы погоняющий листьев стада,
Обрывающий год на стене, где висит календарь,
Забирающий птиц от меня неизвестно куда,
Сквозь намокшие кроны дерев в паутинных платках,
Не покажешь ли мне на секунду, где место мое,
То ли горестной птицей без пары летать в облаках,
То ли милого ждать из далеких горячих боев.
Почернеть ли от старости, сгорбиться ли, как кора
Безнадежной черемухи, битой морозом и тлей,
Иль на щечки - румяна и бедра - в шелка-вечера...
Ай не скажешь ли мне: воротится ли милый домой...
Навоюется ли, насидится ли в тюрьмах своих,
До поры, где припомнит, однажды, гнездовье свое.
Сколько нас - одиноких, усталых, замерзших, живых
И не голуби сизые рядышком, а воронье...
На чужое ль польститься мне, глупой, в остатний свой век,
Али плакати в "думку", где вышивкой - красный петух...
Да и в сердце - пожар, как припомню, что мил человек
Не меня выбирал, а войну, маету, суету...
И уснешь ли под всхлипы и шорох усталых ветвей,
Что теряют одежду свою, обнажаясь к зиме.
Так и мати всплакнет, потеряв в одночас сыновей,
Так и я наревусь... вот бы - он наревелся по мне...
Да зарыл бы топор, да в окопе, пожухлой травой,
Забросал бы на вечные веки винтовку свою,
Не искал бы чужого ночами разбойной тропой
И услышало б небо желанное слово: люблю...
