Почему-то считалось, что еще не родившемуся младенцу будет комфортнее и бесопаснее в душных больничных палатах в окружении капельниц и запаха дезинфекции. Это называлось "лежать на сохранении". Мой сынуля уже был очень непоседлив и любознателен и я жила, как и все будущие мамочки его ощущениями, развлечениями и проблемами. Он прыгал , крутил ножками велосипед, больно упираясь коленками мне в живот, отдыхал, покачиваясь на волнах околоплодных вод, а у меня кружилась голова от этих младенческих качелей. Меня оберегали от его чрезмерной активности , а его-от преждевременного соприкосновения с миром. Но разве скроешься от жизни за стенами больничной палаты или даже в утробе матери?!

…Эта девочка появилась в сопровождении высокой, красивой женщины, окутанной запахом элегантных духов, клубящихся вокруг лисьей шубы в пол. Женщина, светски улыбаясь, вынимала из импортного пакета пижаму в красных маках по синему полю, диковинные по тем временам бананы и чудо прогресса- плеер с наушниками. Обитатели палаты немедленно приняли незаинтересованный вид, стараясь укротить свои воображение и любопытство, истосковавшиеся по впечатлениям за время пребывания в больнице.

Что делает здесь этот, совершенно не вписывающийся в общую атмосферу напряженного ожидания и отяжелевшей неторопливости, тоненький, угловатый подросток? И словно почувствовав немой вопрос, повисший в воздухе, без приветствия, ни на кого не глядя, она произнесла звенящим голосом: "Мой сынишка лежит там". Палата недоуменно переглянулась: "там" была соседняя комнатушка, на местном фольклоре именуемая "санитарной", сырая, продуваемая сквозняком из слепого оконца под потолком, заставленная жестяными ведрами и швабрами. Этот холодный карцер никак не мог быть местом для новорожденного ребенка! Женщины недоверчиво и с опаской глядели на ее подозрительно блестевшие глаза. Она же, больше не произнеся ни слова , легла на кровать и почти мгновенно уснула.

...Мой ребенок уже до своего рождения перепутавший времена суток, проснулся в два часа ночи и сладко потягиваясь, толкнул меня , предлагая поиграть. Пытаясь унять расшалившегося сына, я услышала сдавленные всхлипывания. Девчонка сидела на краешке кровати, распахнув застиранный больничный халатик (свою нарядную пижаму, принесенную матерью, она так и не надела).

Я не могла отвести глаз от этой потрясающей красоты женской груди, совершенных округлых форм, лучившихся опаловым лунным сиянием, от подрагивающих, набухших сосков, часто истекающих тяжелыми молочными каплями. Девочка держала на коленях промокшее от молока и слез полотенце.

Обняв ее за плечи, я ясно восстановила всю картину недавних событий.

Мать, облегченно и последовательно осуществляющая принятое, "единственно-правильное" решение: фрукты, красивая пижамка, легкая, отвлекающая музычка, ты пойми милая, в твои 16 - обуза и ответственность, пеленки вместо дискотеки, ветрянка  вместо поездки в Коктебель, мы с папой сделаем все , чтобы обеспечить твое будущее, будь умницей и у тебя все впереди: любовь, семья, карьера, путешествия, а этот мальчик....он, конечно, мил, но ты же видишь, он напуган, да и семья не совсем благополучна...аборт в твоем возрасте опасен, но Виктор Алексеевич-старый зубр, светлая голова, свое дело знает, искусственные роды-полная свобода после и  никаких последствий, расцветешь, как и все молодые женщины после родов, станешь красавицей, прыщики твои ненавистные исчезнут, поверь мне, я знаю жизнь, это-единственный выход....

Кое-как успокоив девчушку, порывавшуюся идти к медсестре за ключом от "санитарки" и посоветовав ей потуже перевязать грудь, я вышла в коридор.

Ночная сестричка читала толстенный любовный роман. Кивнув в строну нашей палаты, она спросила, презрительно усмехнувшись:"Скулит, небось?"

-Ключ от соседней комнаты просит. Неужели ребенок....?

-С ума сошла? Комната давно пуста, пересменка была после ее родов в детском морге, заперли его, а она , как психованная кричала, покажите-мол мне моего сыночка....вот и сунули его до следующей смены в "санитарку". А ребеночек-то в теле уже, гладенький, даром, что шестимесячный, не скажешь, что мертвенький. Мамаша ее за дверью стояла, пока все это деялось, даже не взглянула, когда акушерка его выносила. Вот ведь, как бывает:баба она видная, со статью, а дочка-чисто заморыш, только титьки и видать. Но ничего, девка не пропадет, семья обеспеченная, вон мамашины духи до сих пор пахнут, французские, стойкие, не подделка, у меня на фирму нюх! Да и денег за искусственные роды отвалили немеряно-поди, сам Виктор Алексеевич присутствовал, а дело-то дурное, неблагодарное. Вот она, жизнь, а говорят, такое только в энтих романах бывает! Она кивнула на раскрытую книжку.

 Окна посерели, загремели медицинкие процедурные тележки, начиналось обычное больничное утро. Дитя мое, наконец, угомонилось и, кажется, отпарвилось на боковую. Убаюкивая, я мысленно перебирала крохотные пальчики моего, еше не родившегося сына, одновременно пытаясь представить его ровесника, уже родившегося, но так и не увидевшего этот, слишком жестокий для 6-месячных младенцев мир.

...Через два часа в палату вплыл огромный букет роз. Их было ровно 25, пурпурных, чуть прихваченных колким мартовским морозцем. Санитарка держала его, как ребенка, профессионально-привычным способом, положив цветочные головки на сгиб локтя.

Сегодня же день моего рождения! Я зарылась в благоухающую сердцевину букета. Стебли цветов были без шипов. Представила лицо своего непрактичного романтика-мужа, сосредоточенно и заботливо срезающего шипы на каждом стебле. В окне маячила  его долговязая фигура и я поцеловала через стекло родную смущенно-счастливую улыбку...

...Пора возвращаться в больничную рутину. Обернувшись, я заметила на своей кровати коробку любимых шоколадных конфет "Рафаэль" с горделивой в расцвете своей женской сути, мадонной, склонившейся над пухлощеким, розовым младенцем. Переведя взгляд на все еше спящую, видимо, под действием сильных транквилизаторов девчонку, вспомнила ее ночную, дрожщую, растерянную, напуганную молочой мощью собственного материнского естества и оглушенную почти первобытной тягой к своему мертвому ребенку, я подумала: "Неужели это тоже - один из символов материнства современного беспощадного мира?!"

Я вытащила из букета несколько цветков и положила их на ее подушку.

Пожалуй это единственное, что я могла для нее сделать.