-Ты скоро уплываешь? –спросила Жанна у мужчины, на груди у которого лежала и выводила указательным пальцем понятные только ей фигурки.
- Сегодня, - ответил мужчина и посмотрел на часы, лежащие на табуретке, чем вынудил Жанну сменить привычную лежачую позу на непривычную сидячую. – Через четыре часа.
Он снова лёг, как и до этого, однако женщина не приняла ко вниманию то, что площадка для свободного искусства вновь открыта. Она обернулась простыней до самой шеи, и её правая нога, согнутая под себя, и слегка приподнятое правое плечо при свете настольной лампы создавали темно синеватые теневые контуры, которые придавали женщине вид холодного одиночества, таково же воющего как ветер в океане. Она скинула покрывало и надела его тельняшку, валявшуюся на полу вместе с остальными вещами.
- Тебе холодно? – спросил он, приподнявшись и пытаясь обнять её.
Жанна несколько отстранилась от мужчины и с упреком посмотрела ему в глаза.
-Я опять сделал что-то не так? – снова ложась словно утвердил он.
- Скажи, у нас сегодня был последний раз? – обратилась с вопросом Жанна. Лицо её при этом погасло совсем, и даже тельняшка на теле поблекла, лишь свет лампы сиял с постоянной терпимостью ко всему происходящему.
В окно что-то стукнуло.
- Кто-то стучится, ты слышишь? – произнесла Жанна и подошла к окну.
-Птица, наверное, какая-нибудь, - спокойно произнёс мужчина, ёще раз взглянув на часы.
-А какая птица? – было непонятно то ли обрадовалась, то ли испугалась Жанна, услышав о птицах, но она определенно стала давить на моряка уже вставшего с кровати и одевающего брюки. – Ты куда? Ещё рано!
- Пойду за сигаретами в круглосуточный. Так, снимай тельняшку!
Жанна приблизилась к нему и, подняв руки, предоставила возможность самому снять необходимую вещь.
- Ты придёшь? Точно? Нет, Нет, постой! давай ещё немножечко побудем вместе! ну, пожалуйста, хотя бы ещё немножко!!
- Ну ладно немножко. Ты чаю что ли поставь! - сказал моряк, ища что-то глазами.
- Да, да, конечно! - звонко произнесла Жанна и, надев белую майку, побежала на кухню.
Моряк засуетился по комнате в поисках чего-то жизненно необходимого, даже более необходимого, чем сама жизнь.
- Жанна, а ты сумку мою случайно не помнишь?
Услышав моряка, Жанна вернулась в зал. Её глаза, как глаза раненого оленя наливались слезами, и сама женщина не могла вымолвить ни слова, настолько ожидаемым для неё представлялось всё происходящее.
- Сумка… не помнишь где она? – виновато повторил моряк, и, посмотрев сочувственно на Жанну, подошел к ней и обнял так, как обнимают человека, потерявшего родственника.
- Ты подожди немного, - просила она, -  поверь, что мне будет намного легче, если ты сейчас хотя бы на двадцать минут останешься со мной, чем вернёшься ещё на два часа со своими сигаретами.
Жанна заплакала, не издав ни единого писка. Она плакала, лишившись самого важного в её жизни - звука, общения, другого голоса. С бешеной скоростью перебирая в памяти все слышимые ей когда-то голоса, она пришла к выводу, что голос моряка для неё самый близкий, и этот голос теперь погибал.
- А всё-таки интересно, какая птица билась в окно? – воскликнула она, подходя к непроглядному стеклянному квадрату.
- У нас на флоте только чайки, здесь в городе их не должно быть.
- А вдруг одна из них… ведь может быть такое? хотела выжить.
- Или звала за мной в море, - добавил моряк и  перевел свою речь в относительно новую тематическую колею. - Ты не волнуйся, я обязательно приеду, обязательно, через четыре месяца мы снова встретимся. Ну что же ты молчишь?
- Оставь мне на память что-нибудь, - попросила Жанна, прищурив глаза и мысленно загадывая неизвестно что.
- Я и так тебе привёз замечательную куклу!
- Нет, я хочу, чтобы это было у меня навсегда!
- Чайник отключи! – воскликнул моряк, услышав как кипит чайник.
Жанна пошла на кухню. В это непродолжительное время моряк заметил, что его сумка с вещами находится под столом.

- Так говоришь на память!? - произнес он, когда Жанна принесла две кружки чая и поставила их  себе на колени. – На всю жизнь чтобы?!
- А ты сможешь так сделать?
Жанна поставила чашки на стол и, подойдя к моряку, принялась наматывать пряди его волос на пальцы. Для удобства она села к нему на колени, прижав темноволосую голову к своей груди:
- Что стоящего можешь ты оставить мне на память, кроме смятой постели!?
Резким движением моряк спихнул её с колен. Причем Жанна ничуть не удивилась этой выходке мужчины и, громко рассмеялась вслед ему, идущему к кладовке. Она внезапно обнаружила, что выходит из интимно-одиночного состояния, погружаясь в другое - страшное и темное, как упавшая большая звезда, потухнувшая на земле становится объектом внимания исследователей человеческих судеб. Жанне понравилась та интрига, которую она затеяла неискренним общением с моряком.
Тем временем мужчина копошился в кладовке и перебирал ненужные для его затеи предметы. И все же им были найдены кусачки и плоскогубцы, - инструменты, имеющие многочисленные родственные отношения. Он взял их и вернулся в зал.
Жанна сидела с кружкой чая в руке и наблюдала в окне за своим темно-синим изображением, которое отражаясь, расположилось рядом с ней на одном стуле.
Моряк, не произнеся ни слова, отхватил кусачками два кусочка первой струны, вдетой в колки и, подойдя к письменному столу, ногой вытащил из-под него сумку.
-Ложись на живот, - холодно произнёс он, доставая одеколон.
Жанна не ожидала словесной грубости с его стороны, хотя к физической давно уже привыкла. Мужественность и грубость нерасторжимо сочетались в её сознании.
- Что ты сказал? - спросила Жанна, хотя и расслышала сказанное моряком. Она сделала глоток чая и почувствовала горечь. – Я не положила сахара, сейчас, подожди.
-Ложись на живот!! - резко оборвал её кухонные похождения моряк, и она, нисколько не сопротивляясь его желанию, легла на кровать.
Он взял со стола две синие шариковые ручки и, вытащив из них стержни, зубами извлёк металлические перья. Раскрутив круглую точилку, он выдул в одну из её половин чернила.
- На память, - добавил моряк и резким движением разорвал на спине Жанны майку. Затем, несколько сдернув её трусики лимонного цвета, плеснул на низ спины одеколона.
Жанна в испуге повернула голову и искоса посмотрела на моряка. Женщина как будто была привязана веревками к кровати и не могла пошевелиться. На стуле сидело отражение Жанны, не сводящее с неё глаз. Она хотела позвать его, но не успела издать и звука, как отражение вылетело в форточку и приземлилось на трамвайной остановке, на которой никого не было, включая даже света: повсюду царила темнота и где-то завывали собаки. И лишь их лай квалифицировался Жанной как некий ориентир, должный помочь добраться до дома, где сейчас моряк, окуная проодеколоненные струны в чернила, готовился оставить отпечаток своего участия в формировании женской красоты.
Жанна стушевалась, оказавшись в невыгодном для себя положении уличной гостьи, но ещё более неожиданное ждало женщину дома, где моряк выводил что-то на её теле.
- Сегодня, конечно поболит, распухнет, но когда я приеду всё должно зажить, - заметил моряк, пронзая струной совсем белую, лишенную загара кожу.
- Что ты хочешь сделать? – спросила Жанна, щурясь от боли.
Она безнадежно металась в поисках своего дома, там, на темной улице, съевшей луну многоэтажками, мертвыми снаружи, но с капашащимися внутри людьми, прячущими свет в электролампочках. Жанна бежала на лай собак. Он звучал единственным ориентиром в этом ночном городе. Бешеные хрипы псов, казались для неё столь же спасительными, сколько и то, что выкалывал струной моряк.
- Ну вот, первая буква готова! - произнёс он не столько Жанне, сколько себе.
- Ты хочешь что-то написать? – поинтересовалась Жанна. – Можно попробовать?
- Да, попробуй, - разрешил моряк. – Только не нажимай сильно.
- Это «п» или «л»?
- «Л», - ответил моряк. – Здесь будет «ЛЮБОВЬ».
- Не спорю, здесь она может и будет.
Выколов вторую букву, моряк не разрешил Жанне попробовать её на ощупь, крикнув на женщину, когда она потянула к спине руку.
А на улице по-прежнему лаяли собаки, только теперь они словно посмеивались над тем, что Жанна бежала в сторону существования возможной жизни.
- А теперь можно? - спросила она, когда моряк вывел третью букву.
- Нет, ещё не высохла, после попробуешь, когда высохнет, - пробубнил моряк, принимаясь за четвертую букву.
Жанна споткнулась о крышку, лежащую рядом с открытым люком и чуть не упала в него. Ей почудилось, что какая-то неведомая сила дернув за волосы, оттащила её от злополучного места. Женщина, хромая на левую ногу, побежала дальше, невзирая на боль и жгущую теплоту крови, согревающую, как компресс, коленку. Отдалившись от люка на несколько метров, она поняла, что бежит не в том направлении: лай собак теперь раздавался совсем в другой стороне, противоположной той, куда она в данный момент направлялась. «Неужели я развернулась в падении?» - подумала она и, поверив своему чутью, повернула назад.
- Шесть букв? - спросила она.
- Да, шесть, - как будто нехотя ответил моряк.
- Это пятая?
- Да, да, пятая.
- Дай-ка угадаю! Нет, нет, ну зачем ты мне сказал!! «В», да?!
- «А», э…, «В», да «В»!
- Но почему там, или мне показалось только линии?
- Тебе показалось, есть и округлости.
Жанна вернулась на остановку, на ту, от которой начался её спринт. Лай собак теперь слышался повсюду. Она озиралась по сторонам, пытаясь понять откуда же точно идут звуки. Но звуки доносились даже из - под земли, и тогда женщина приняла решение бежать куда угодно. Теперь лай для неё казался разгрызающим все внутренности, мучительным и избавиться от него можно было лишь уничтожив источник мучений или же погибнуть самой.- Это последняя? – спросила она.
- Самая.
- Мягкий знак, и всё на этом будет кончено, да.
- На память.
- До следующей встречи.
Жанна увидела собаку, смотревшую на неё совсем не озлобленно: дружелюбно махнув хвостом, псина скрылась за углом дома. Жанна устремилась за ней. Кусая нижнюю губу, она хромала из последних сил.
- Это не мягкий знак!!! Что это за галочка?
- Птица. Чайка.
Женщина вскочила с кровати и, повернувшись лицом к моряку, провела пальцами по наколотому на спине месту. Мужчина тоже поднялся, держа в одной руке чернила,  в другой - иглу.
- Нет, это не «ЛЮБОВЬ», - произнесла она в отчаянии и, схватив со шкафчика его опасную бритву, полоснула моряка по лицу.
Чернила разлились на ковре, кусочек струны воткнулся вертикально в ворсовый ковёр. Моряк, сделав шаг, проткнул себе ногу и, крикнув ещё громче, чем после пореза правой щеки и уголка носа, изо всех сил ударил женщину кулаком в лицо.
Подоконник предательски оттолкнул голову Жанны, поставив окончательную точку в её романе с моряком. Хлебнув из стакана, остывший чай, моряк схватил сумку и, бросив в неё бритву, убежал, оставив входную дверь открытой.
Жанна завернула за угол. Во дворе она увидела поржавевший корабль, на котором завывала свора тощих, голодных собак. Судно окружало оранжевое пламя костра, периодически поднимающееся ввысь, отчего шкуры собак слегка подпаливались. Заметив Жанну, звери перестали выть. Они принюхивались к запаху человека, морща носы и оскаливая пасти. Жанна устала, её тело ослабло, и от страха закружилась голова. Необходимость убегать казалась тщетной. Перепрыгивая через костёр, обжигая себе брюшину и соски, собаки бросались на женщину, вгрызаясь в её измождённое, соленое от пота тело, источавшее содранной коленкой запах крови. Разодрав тело Жанны, собаки принялись страстно кусоцеловаться между собой, выхватывая из зубов друг друга куски человеческого мяса. Одной собаке достался кусок кожи с наколкой, разгрызя который, она зафыркала и, тряся головой, выплюнула на землю сине-кровавый кусок плоти. Вскоре звери остановились: к их кораблю, постоянно озираясь назад, кто-то подходил. Они кинулись на незнакомца и сделали то же, что и с Жанной. После этого собаки перестали нападать друг на друга, а спокойно запрыгнули обратно на корабль, где время от времени завывали от пламени, палящего их и не без того лысые шкуры.
А по всему двору лежали разбросанными клочки тельняшки, бритва и сумка с вещами, хозяин которых, выколов на спине женщины слово «ПРОЩАЙ» вместо «ЛЮБОВЬ», убежал в ночь с порезанной щекой, опасаясь быть пойманным по таким приметам.