Камышинкой никчёмной я прежде была,

          И настолько хрупка, что мой стебель-стрела

          Под присевшею птицей сломался б тотчас;

          А теперь - стала флейтой, чей сладостен глас:

          Нищий старый бродяга мой плач услыхал,

          Поутру по болоту пройдя, и сорвал;

          Сделал сердце моё звуковою трубой:

          Просушил, просверлил, и в тростинке пустой

          Восемь дырочек выточил, гамму создав...

          И когда он, дыханьем меня пронизав,

          В тишине моей будит напев колдовской -

          Трепеща, возношусь я смятенной душой;

          Устремляется в воздух, покинув исток,

          Вереницею звуков прозрачный поток;

          В том потоке, мелодиям эхом вторя,

          Утопают сердца и людей, и зверья.

        LA FLUTE.

          Jean Richepin (La Chanson des Gueux. Paris, 1876)

          Je n'etais qu'une plante inutile, un roseau.

          Aussi je vegetais, si frele, qu'un oiseau

          En se posant sur moi pouvait briser ma vie.

          Maintenant je suis flute et l'on me porte envie.

          Car un vieux vagabond, voyant que je pleurais,

          Un matin en passant m'arracha du marais,

          De mon coeur, qu'il vida, fit un tuyau sonore,

          Le mit secher un an, puis, le percant encore,

          II y fixa la gamme avec huit trous egaux;

          Et depuis, quand sa levre aux souffles musicaux

          Eveille les chansons au creux de mon silence,

          Je tressaille, je vibre, et la note s'elance;

          Le chapelet des sons va s'egrenant dans l'air;

          On dirait le babil d'une source au flot clair;

          Et dans ce flot chantant qu'un vague echo repete