Новый конкурс на тему Родина. Смотрите положение

Всемирный союз деятелей

искусства

 

 

 

Свой мир построй. Сам стань творцом. 

А нет - останешься рабом

                                                    (З.Рапова)

Современная литература.  Галерея Златы Раповой
04 июня 2015
Невидимое солнце Светланы Дион-интервью Елены Ерофеевой Литвинской. "Яблочный сок".
 

Невидимое солнце Светланы Дион

Никогда не знаешь заранее, какие встречи подарит тебе жизнь. Тем она и интересна. В тот день мне нужна была информация о фильме «Балерина» с Майей Плисецкой. Набрав в Яндексе ключевое слово и кликая на ссылки, я оказалась на сайте неизвестной мне Светланы Дион и… застряла на нем надолго, забыв о цели моих поисков. Рассматривала фотографии, читала стихи, сразу запавшие в душу, и главы из готовившегося тогда к публикации романа «Попрошайка любви»…

Передо мной открылась удивительная судьба нашей соотечественницы, живущей в Испании, – балерины, поэта, писательницы. Я люблю и балет, и поэзию, и Испанию, так что здесь все сошлось. С тех пор я дружу со Светланой и слежу за событиями ее творческой жизни, а их произошло немало. Светлана Дион основала в Мадриде Международную ассоциацию граждан искусства (МАГИ), выпустила в свет сновидческий роман «Попрошайка любви», вошедший в лонг-лист престижной литературной премии «Национальный бестселлер», и четвертый поэтический сборник «Небесный почтальон» c диском песен Игоря Тукало на ее стихи, явилась инициатором и одним из составителей Антологии прозы и поэзии МАГИ – «МАГИческое Слово», а недавно выступила как автор либретто и исполнительница главной роли в поэтобалете «Любовь Семиликая», поставленном по ее роману «Попрошайка любви» известным хореографом Луисом Руффо. Кто-то из известных поэтов сказал, что балет рифмуется с полетом, употребив по отношению к балету слово «рифма». Действительно, и стихи, и балет – это поэзия души, музыка души, которая в поэзии рифмуется из слов, а в балете – из движений. Не случайно в новом балете в унисон движениям звучат стихи Светланы Дион на трех языках.  Со Светланой Дион мы беседуем по скайпу специально для портала «Яблочный сок».

 

– Светлана, чем был вызван ваш отъезд за границу?

– Уехала из Ленинграда с мамой в Америку, будучи старшеклассницей, по семейным причинам. Напряженные отношения родителей после развода, трагедия личных не сложившихся отношений с отцом, «заслуженным» математиком… Пока ждали разрешения на выезд, мне «за измену Родине»  не дали закончить последние классы Вагановского училища. Доучивалась профессиональному балету у М. Джафаровой во Дворце культуры имени не помню какой пятилетки. Исход за железный занавес означал отказ от мечты стать балериной в России. Но судьба пошла навстречу. Позже в Штатах я  смогла осуществить свое призвание. Мне дали стипендию в  Манхэттэнской танцевальной школе. Пришлось много поработать. Постоянно брала частные уроки у русских педагогов, мастеров ленинградского балета Ирины Колпаковой, Калерии Федичевой, Марины Ставицкой, Елены Куниковой, оказавшихся в Нью-Йорке. Глубокая им благодарность.

– Вы добились известности на Западе как балерина?

– Я танцевала среди звезд, это так, но одной из них не была. Мое имя мелькало на афишах, но назвать меня известной – не совсем точно. Правда превыше всего, и моя правда в балете в том, что я превзошла не столько других, сколько саму себя. Несмотря на превратности судьбы, мне удалось станцевать заветные партии, о которых мечтала с детства. Лучшими ролями, от которых плакала Федичева, которые хвалили Колпакова и Ставицкая, были «Умирающий лебедь», «Раймонда», Сильфида в «Шопениане» и Мария Тальони в «Па де катре». Впервые станцевала па-де-де из «Лебединого озера», в которое влюблена с четырех лет, с Андреем Журавлевым на  Международном фестивале звезд балета в Рино, штат Невада, в 1995 году. Наутро вышла местная газета с моей фотографией – нас отметили среди известных исполнителей того вечера. В фильме «Поэтический полет русской Терпсихоры», снятом обо мне американским телевидением, запечатлены классические па-де-де и сольные вариации в моем исполнении. Танцевала и современный репертуар в труппе Эдди Туссэна во Флориде. Но по духу я родилась  лирической танцовщицей, стремилась, прежде всего, к гармонии и красоте линий. Балет для меня священное искусство – он дарует возможность танцевать музыку, прикоснуться к запредельному, испытать чудо парения над землей посредством духовного взлета. Может, потому балерины так тяжко переносят уход со сцены и внезапно стареют. Их прижимает к земле жизнь – до этого они ее заменяли танцем. Счастье, если находят искреннюю радость дарить свой опыт молодым – для этого нужно любить, прежде всего, сам балет, а не себя в балете. Я ушла со сцены, но не из балета – в самые тяжелые минуты спешила в класс, держалась рукой за палку, а душой – за «допевание музыки телом» (как учили русские мои педагоги), и балет выносил, словно спасательный круг, из водоворота личных трагедий и утрат.

 

– Что больше всего запомнилось из вашего ленинградского детства?

– Огромные голубые глаза мамы, ее печальную улыбку и ее слова: «Всегда верь в себя, даже когда меня не будет». Воскресные лыжные прогулки в Охтинском парке с родителями до их развода. Словно вчера помню Одетту на сцене Кировского театра – Елена Евтеева в большом белом адажио. Шепот моей задохнувшейся души: «Мамочка! Я буду балериной!» Строгую комиссию богинь-балерин при поступлении в Вагановское училище и чью-то фразу: «У нее лебединые руки». Букет бархатной вербы в руках няни в Парке Победы, ее увлажненный  радостью взгляд, когда меня «приняли в балет». А несколькими годами раньше – первое плие в доме Ирины Колпаковой возле рояля. Первую подаренную мне ею пачку «Спящей Красавицы» храню до сих пор. Она плакала, узнав о смерти моей мамы. Мама была гинекологом и спасла жизнь Ирине и ее новорожденной дочери Татьяне, ставшей в Нью-Йорке талантливым дизайнером.

– Скажите, Дион – ваш псевдоним?

– Это моя официальная фамилия в американском паспорте. Когда я получала американское  гражданство, мне было позволено сменить фамилию  полностью. Я сменила старую на... Дион. А «Дион» изобрела моя покойная тетя Тамара, мамина сестра, которую я боготворила с детства. Очень походит на сокращенный вариант старой фамилии прапрабабушки, кажется. Так что и не псевдоним, и не совсем моя, но почти родовая фамилия из прошлого.

 

– Вы пережили много потерь. Но ведь были и обретения. О каких «незабытых встречах» вам хотелось бы рассказать?

– Как-то ехала в лифте между репетиционных этажей Линкольн-центра с Лучано Паваротти. Великий певец протиснулся между Ириной Колпаковой и  мной, извинялся за то, что занял столько места в лифте. Паваротти старался вобрать свой внушительных размеров живот, а мы с Колпаковой просто не дышали. На фоне миниатюрной Ирины Александровны он действительно выглядел, по собственному выражению, «непропорциональным». Выйдя из лифта, мы облегченно выдохнули и потом долго смеялись.

В Москве, где бывала не раз, подружилась с прекрасными балеринами из Перми, покорившими столицу – Галиной Шляпиной и Светланой Смирновой. В Лондоне познакомилась с обаятельной Ниной Ананиашвили, прима-балериной Большого театра, – обедали вместе с философом Нодаром Джином, работавшим тогда на Би-Би-Си,  и пили за Грузию, за «Сакартвело». Удивительно сентиментальные и искренние люди, последние из могикан. Нодар Джин – выдающаяся личность (кстати, самый молодой доктор философии в СССР, откуда он уехал в Америку), писатель, поэт, психолог, фотограф. Не подпасть под его мощное обаяние было невозможно. У Нодара был суперинтеллект, он ворочал глобальными духовными понятиями как шахматными фигурами. В нем поражало удивительное сочетание интуиции и заземленности. Сострадания и любви к правде… Он знал множество языков, говорил афоризмами. Без его влияния и «благословения» я, наверное, не осмелилась бы стать писателем. Он часто повторял: «Смотри в себя, и ты познаешь весь мир»… Роман «Попрошайка любви» посмертно посвящен Нодару Джину и моей дорогой маме, Ирине Герасимовой. По странному и горькому совпадению я потеряла их в один год вскоре после рождения сына.

Встретилась однажды в Нью-Йорке с великим русским танцовщиком Александром Годуновым. Незабываемый кадр из памяти: весна в разгаре, мы шли втроем по 72-й улице к Коламбус Авеню – справа высокий красавец блондин Александр, слева возвышался шагающий такой же «героической» походкой черноволосый пронзительный Нодар. На нас оглядывались прохожие. Я на высоких каблуках, ступая по-балетному «выворотно», еле поспевала за их большими размеренными шагами. Мне тогда показалось, что под ними качалась земля – так, наверное, ходили Атланты. И неожиданно защемило сердце – пришло в голову, что земля долго не выдержит носить на себе таких исполинов… Прах Нодара, согласно его воле, развеян над океаном. Где покоится прах Годунова, не знает никто.

Очень дорожила знакомством с известным филологом, пушкиноведом, профессором Надеждой Брагинской. К сожалению, она уже ушла из жизни. Через нее писатель Илья Штемлер в 1998 году в Нью-Йорке передал мне привезенный им из Питера сигнальный экземпляр моего первого сборника стихов. Надежда Семеновна, отдавая книгу, попросила меня присесть. «Есть о чем поговорить», – сказала она. Я сжалась в ужасе – сейчас будет ругать. Но она взялась за меня, и с тех пор длилась наша дружба и ее литературное покровительство. Автор книг о Пушкине, с тонким вкусом и глубочайшим видением, она многому меня научила. Ее добрая рука листала немало моих рукописей стихов и прозы. По ее рекомендации со мной работали лучшие редакторы в Штатах.

Верю, что не мирская слава, а  душевная мощь всегда отличала для меня людей. Я встречала многих известных, но в этом смысле «не выдающихся» личностей. И наоборот, немало неизвестных, но необыкновенно «выдающихся» по своему «свечению» людей подарила мне судьба, особенно после утрат моих родных и любимых. А самой выдающейся личностью в этом смысле была моя няня – прототип самого названия романа, преподавшая мне первые уроки «науки о душе». Именно за общение с ней вплоть до отрочества, как с незаменимым другом, я несказанно благодарна судьбе. Она была неграмотной, но обладала врожденными знаниями самых важных для нас истин и таинств. Потому, прочтя о них у Иосифа Бродского, я смогла оценить его не только как уникального поэта, но и как гениальную душу.

 

– Вы были знакомы с Бродским?

– Нет, но общалась в Америке с его друзьями, и это главное для меня. Знала, что он был человек верный себе и в жизни, и в творчестве. Искренний во всех своих проявлениях. Обладал знанием высшей правды. Умел любить. Не носил ложных масок. Был самим собой – гением.

Его смерть была тяжелой утратой для близких мне людей, в первую очередь, для Нодара Джина, жившего по соседству с Бродским в Вашингтоне, и потому скорбь о нем была и моей личной скорбью.

Помню, Нодар рассказал мне о потрясшем его тогда происшествии. Когда тело поэта увезли в морг, в квартире остался его любимый кот. Он сидел на подоконнике и смотрел в окно. Вдруг с улицы прилетел голубь и тоже сел на подоконник. Так они и сидели рядом – кот и голубь. Словно душа Иосифа навестила своего покинутого любимца.

 

– Как случилось, что вы стали поэтом?

– Буквально в первую ночь после смерти Бродского я начала внезапно писать стихи. Не потому что захотела, а вот ни с того ни с сего. Никогда ничего не писала и не думала об этом. Произошло (за отсутствием лучшего объяснения) некое чудо: после сильных эмоциональных потрясений вдруг проснулась на заре и в состоянии полусна написала залпом несколько длинных стихотворений. Эти стихи позже вошли в мой первый сборник «Тысяча и одна жизнь», изданный в России. Вот первая подаренная мне тогда на рассвете строка: «Во мгле, без времени и края»…

За ними в течение полугода последовали несколько сотен стихов. Многие написаны на английском языке. Они были удостоены ряда наград и включены в несколько антологий американской поэзии. Есть стихи на испанском и французском. Стихи сами рвались из меня, я едва успевала их записывать. При этом я не задумывалась ни о стиле, ни об оригинальности, ни о последних тенденциях в поэзии. Писала, как струилось из души – переводила на русский язык, мне родной, с универсального языка души. Так же писала и роман, чуть ли не стенографируя «струящуюся», идущую мне откуда-то информацию. В 1998 году я прожила всю осень и зиму в андалузской деревне в Испании. Там и появились на свет 700 страниц романа и будущие сборники «Не дыши без меня» и «Кружево Времени».

 

– Неужели ничто не предвещало такой поворот событий?

– Знаете, был некий знак. В юности, живя в Нью-Йорке, я переживала любовную драму. И отправилась за советом к гадалке. Помимо всего прочего, она сказала мне странную на первый взгляд фразу: «Твое имя станет известно на многих языках через слово». Придя домой, я долго думала, что бы это значило. Какое «слово», ведь я танцую? Молча! Смысл этого предсказания я поняла много позже, когда стала членом Международного союза поэтов и финалисткой Международного конкурса русских поэтов зарубежья «Пушкин в Британии».

– Светлана, вы очень счастливый и светлый человек. Вы станцевали любимые роли, открыли в себе поэтический дар, написали роман, а самое главное – родили сына…

– Я иногда думаю, за что мне столько счастья? За что так щедро ниспослано было пережить не одну великую любовь: к мужчине, к матери, к ребенку, к искусству? За утраты – потому тоже соответственные… И не устаю благодарить Бога. За то, что Он выдал мне именно такую трудную судьбу, за Его мудрость, которая становится понятна лишь в критические моменты жизни, за то, что Он есть.

Когда моему сыну Энрике было четыре года, то на вопрос воспитательницы детского сада, кто его родители, он ответил: «Папа испанец, а мама – лебедь». А однажды сын сказал мне, что на картине с дождем видит спрятанное солнышко: «Просто надо стереть темный фон, и за ним окажется солнце».

Балет, поэзия, музыка, искусство – про это. Про то, что, стерев с полотна нарисованное собственною рукой, увидишь не пустой холст, а невидимое солнце, подаренное всем, кто умеет его видеть. Про это и мой роман «Попрошайка любви». Счастлива, что он вышел на родине. Я не стремлюсь к популярности. Просто очень хочется, чтобы роман прочли те люди, которым необходима поддержка и надежда в тяжелые минуты жизни.


Елена Ерофеева-Литвинская
Писатель, поэт, журналист, член Союза писателей России и Союза писателей ХХI века

Просмотров :179
Автор: Светлана Даниэль Дион
Олег Ручинский

Да, интересный … скорее разговор, чем интервью. Со своими радостями и невзгодами… А с гадалкой я согласенУлыбается. Светлана пишет прекрасно! В том числе, наверное, и потому, что нашла свою тему и отдается ей со всей душой.

Спасибо Елене Ерофеевой-Литвинской! Толково получилось.  

оценка: 5


Добавить отзыв

Доступно только для зарегистрированных пользователей.



РЕКЛАМА

 

Реальный заработок в Интернет
25 рублей за просмотр сайта